К вопросу о   распространении традиций степного погребального обряда в предгорьях Северо-Западного Кавказа в эпоху средней бронзы А.Н. Гей, А.А. Малышев, И.Г. Равич

В августе-сентябре 2001 г. силами Северо-Кавказской экспедиции ИА РАН в окрестностях ст. Раевская был исследован курган (Малышев, 2002). Памятник располагался в 3,5 км к западу от ст. Раевская и в 0,7 км к юго-юго-западу от Раевского городища, на краю высокого левого берега р. Бедричка. Высота кургана относительно современной дневной поверхности — ок. 1 м, диаметр кургана составлял примерно 40 м. До последнего времени насыпь подвергалась распашке, в том числе и плантажным плугом.
Стратиграфия кургана фиксировалась на профилях двух бровок: центральной и восточной. Горизонт погребенной почвы выявлен на разных участках раскопа. Наиболее информативной, тем не менее, оказалась центральная бровка, в которой прослежены основные этапы сооружения курганной насыпи, зафиксирован также факт неоднократного ограбления кургана (насыпь прорезали, как минимум, три грабительские ямы). В самой высокой точке взята нулевая отметка (Ro), которая соответствует 65,7 м относительно уровня моря. Истинная высота насыпи в центральной части достигала 2,5 м. Перепад высот в сторону северной полы составил ок. 3,5 м, а к Ю — менее 1 м. Мощность верхнего пахотного слоя варьировала от 0,15 м (центральная часть и северная пола) до 0,5 м у основания южной полы. В основании насыпи лежит горизонт рыжевато-серого суглинка (погребенная почва) мощностью до 0,8 м (Рис.1, II, 7), который подстилал горизонт мощностью 0,2-0,25 м, насыщенный мелким щебнем и обломками песчаника разного размера (Рис. 1, II, 6). В северной поле под горизонтом щебня зафиксирован слой желтовато-серого мягкого суглинка (Рис. 1, II, 9), а в южной части – выходы материковой скалы.
Слой рыжевато-серого суглинка перекрывает слой серого пестрого суглинка (рис. 1, II, 3). Завершение этой насыпи (№1) зафиксировано к Ю — в 8 м, а к С — в 10 м от центра кургана (Ro)). У основания северной полы зафиксирована линза зеленовато-серого суглинка мощностью 0,2-0.3 м и длиной ок. 6 м (Рис. 1, II, 5). Насыпь 1 перекрывал слой светло-серого суглинка, мощностью до 1 м. Завершение этой насыпи (№2) зафиксировано к Ю — в 9.8 м, а к С — в 15 м. По краям северной и южной пол центральной бровки фиксировался слой однородного светло-серого суглинка (Рис. 1, II, 2).
В восточной части насыпи выявлено удлиненное пятно горелости размером 0,55х2,1 м, глубиной ок. 0,1 м. Об интенсивности горения свидетельствует довольно мощный прокал суглинка вокруг. Глубина и расположение пятен относительно центрального, разграбленного погребения позволяют предположить связь этих объектов. На основании радиоуглеродного анализа почвы из этого пятна получена дата 5690+200 лет назад (возраст – 6467 лет назад: CAL BC 4779 (4518) 4342)1.
Помимо центрального погр. № 1 в восточном секторе насыпи было выявлено четыре захоронения: погр. №2 представляло собой коллективное захоронение детей грудного возраста; два погребения — №4, 6 — в виде “пакета”; и одно – № 7, по-видимому, ребенка, в яме, в которой после захоронения был разведен огонь: в заполнении присутствуют угли дуба обыкновенного (Quercus robur L)2 вперемешку с обломками песчаника.
В ЮЮЗ секторе полы кургана, в 23 м к Ю-З от Ro на горизонте, близком к уровню погребенной почвы первоначальной насыпи, были обнаружены кости левой стопы и обломок длинной кости человека3, лежавшие возле плит, перекрывавших входную яму катакомбы, чуть выше их по уровню (Рис. 3). Сохранность антропологических остатков (проксимальные (первая, третья, четвертая, пятая фаланги), а также сесамовидная кость левой же стопы) свидетельствуют о том, что изначально этот фрагмент стопы находился в сочленении с мягкими тканями.
Погребение было впущено в полу более древнего кургана. И входная яма, и сама погребальная камера катакомбы были вырублены в скале, образованной чередованием мягких пород мергеля и более твердых разновидностей песчаника (флиш). Грунт из погребального сооружения, вырубленного в скальных породах, судя по отсутствию в насыпи кургана мощных прослоек щебенки, был вынесен за пределы памятника.
Длина каменной конструкции, перекрывавшей входную яму, составляла около 1,5 м, плиты перекрытия разного размера: более массивные зафиксированы в южной части. Все плиты имеют резкий наклон внутрь дромоса. Возможно, это говорит о том, что они были уложены на деревянные балки (Рис. 2,3). После того как деревянная часть перекрытия прогнила, плиты просели внутрь входной ямы.
Сама входная шахта шириной 0,55 м возле камеры и 0,7 м с противоположной стороны при длине 1,8 м, имела направление ССЗ-ЮЮВ и была заполнена темным однородным суглинком (Рис. 2,5). Ко входу в камеру уровень ее пола понижается: перепад высот — ок. 0,3 м. Вход в камеру закрывала установленная вертикально массивная4 плита размером 0,6х1,65 м и толщиной 0,08-0,09 м. Она установлена в 0,3 м от края погребальной камеры. На поверхности плиты отсутствуют явные следы камнетесных инструментов, форма плиты в плане близка к параллелограмму. С внешней стороны закладная плита была подперта плиткой неправильной формы (габариты 0,48х1,2 м) (Рис. 5).
Погребальная камера прямоугольной формы (размером 1.3х2 м) вытянута по оси ЗСЗ-ВЮВ (Рис. 4, 5). Западная и восточные стены погребальной камеры образованы пластами песчаниковых пород. Камера оказалась заполненной суглинком вперемешку с провалившимися вовнутрь обломками скальной породы. К сожалению, сохранность погребальной камеры не позволяет заключить, как был оформлен и укреплен свод. Тем не менее, выборка в мягкой скале позволяет предположить, что высота камеры была не менее 1 м.
На дне гробницы обнаружено парное погребение мужчины и женщины. Кости раздавлены обвалившимся сводом камеры.
Костяк женщины (возраст 20-29 лет) уложен по длинной оси камеры в центральной ее части (Рис. 5, б). Он лежал в среднескорченном положении на правом боку с некоторым отклонением костей грудной клетки и таза на спину. Ориентирован головой на ЗСЗ. Череп на правом виске, лицевой частью на юг. Правая рука вытянута в направлении коленных суставов, левая согнута в локте, кисть ее располагалась на грудной клетке. Угол скорченности в тазобедренных суставах близок к прямому, в коленном суставе правая нога согнута несколько сильнее левой, кости голеней перекрещены. Стопы лежат в положении на боку. В области бедренных костей и под стопами фиксировались пятна тлена (Рис. 5, 4).
Патологические изменения, в том числе крибротические изменения на верхнем крае глазниц (Cribra orbitalia), не встречены. На сломе большеберцовой кости заметны множественные линии Гарриса, присутствие которых отражает многократные стрессы детского и подросткового возраста (под влиянием острого голода или болезней).
Ширина нижнего эпифиза левой плечевой кости– 51 мм. Для левой локтевой: передне-задний диаметр – 10 мм, поперечный – 14 мм, верхний поперечный – 21 мм, сагиттальный – 18 мм, указатель поперечного сечения диафиза (11:12) 71,43, указатель платолении (13:14) 116,67. Крупные размеры костяка, в целом, соответствуют тенденциям, характерным для эпохи бронзы. Все же следует подчеркнуть массивность диафизов костей предплечья, характерную скорее для мужчин, чем для женщин.
Окружности в середине диафиза бедренных костей соответственно 73 и 74 мм. Сагиттальные диаметры середины диафиза – 21 мм, поперечные соответственно – 23 и 25 мм. Окружность головки бедра 142 мм. Указатель пиластрии 91,30% (справа) – 84,0% (слева). В отличие от костей верхней конечности диафизы бедренных костей массивностью не отличаются.
Костяк мужчины (возраст 20-24 года) располагался параллельно женскому, несколько ближе ко входу в камеру (Рис. 5, а). Он представлял собой вторичное захоронение в виде узкого и длинного “пакета” с элементами имитации скорченного положения костяка с разворотом влево, т.е. к женскому костяку. В западном конце “пакета” находился череп без нижней челюсти, уложенный на левый висок, лицом к северу. В центральной части “пакета” залегали ребра (часть их видимо была в сочленении), подвздошные кости, а поверх них – кости рук, причем плечевые были развернуты дистальными концами к черепу. В восточной части пакета были уложены кости ног. И тут одна из бедренных костей была развернута дистальным концом к черепу, в нарушение анатомического порядка. Расположение костей показывает, что первоначально в могилу было уложено тело умершей женщины, а затем на ее правую руку и поверх коленных суставов помещены останки мужчины, мягкие ткани которого к моменту захоронения уже в значительной степени истлели. Кости мужчины, в отличие от женского костяка, были покрыты серо-коричневым органическим тленом (мешок-саван).
Третий моляр нижней челюсти не вышел, что позволяет нам сузить границы возрастного определения. На премоляре нижней челюсти фиксируется эмалевая гипоплазия, свидетельствующая о физиологических стрессах в 1,5; 3; 4,5 и 6 лет. На нижней челюсти наблюдается пульпит коронки второго моляра. Криброзных изменений на верхнем крае глазницы не встречено. Возможно, индивидуум страдал повышенным внутричерепным давлением. Помимо рельефных отпечатков кровеносных сосудов на эндокране присутствуют признаки арахноидоза – воспаления паутинной оболочки мозга.
Ширина нижнего эпифиза бедренной кости – 86 мм, окружности головки бедра – 151 мм, ее вертикальный диаметр – 46 мм, горизонтальный диаметр – 47 мм. Таким образом, при сравнении с размерными характеристиками женского скелета отчетливо проявляется половой диморфизм в строении костей нижней конечности.
Учитывая особенности погребального обряда в “пакете”, особый интерес представляло обследование костяков на присутствие следов манипуляций с телом. Следов надрезов и других специфических воздействий обнаружено не было, впрочем, это можно отнести за счет фрагментарной сохранности костного материала.
Вдоль дальней, СВ стенки камеры прослежена полоса древесного тлена от доски или плахи, кроме того, два пятна тлена обнаружены возле западной стенки (Дуб — Quercus L). Все это следы деревянного помоста, на котором была уложена подстилка из коричневого органического материала. Ее следы читались в ногах погребенной, под бедренными костями и в ВСВ углу камеры (Рис. 5, 4), где обнаружен погребальный инвентарь, включавший бронзовые иглу и булавку (Рис.5, 1,2).

Как показало металлографическое исследование микроструктуры, оба предмета изготовлены методом ковки из мышьяковой бронзы, содержащей 2.5% олова. Они имеют золотистый цвет.
Булавка бронзовая (Рис. 8, 1; 9) — с четырехгранным стержнем и круглым в сечении навершием с полусферическо-подконической головкой. Длина – не менее 18,5 см. Сечение стержня – до 0,5х0,4 см. Длина навершия – до 2,8 см. Верхняя часть стержня на участке длиной до 3 см покрыта орнаментом. Диаметр шейки-перехвата (минимальный) — 0.3 см; диаметр головки – 1 см. На каждой из четырех граней тут имеется линия вдоль оси стержня, составленная из 15-16 точечных вдавлений, выбитых чеканом с круглым концом. И здесь же, на каждом из четырех ребер, нанесены крохотные поперечные насечки-зазубрины (по 18-20, насколько можно разобрать).
Булавка изготовлена литьем с последующей отковкой стержня. В промежутках между ковкой изделие нагревалось до высоких температур, выше 700°С, что привело к исчезновению дендритной ликвации, которая обычно присутствует в сплавах медь-мышьяк. Очень часто в сплавах с такой обработкой вследствие коррозии выделяется по границам зерен интерметаллическое соединение (Сu3As). Такое же соединение покрывает и поверхность самой булавки, причем над этим соединением расположена закись меди (Рис. 10, а). Вследствие этого головка булавки имеет черный цвет. Местами под черной закисью просвечивается серебристое интерметаллическое соединение (Рис. 10, б). Подобная обработка, сопровождающаяся характерной коррозией, была зафиксирована на больших усатовских кинжалах, а также на кинжалах майкопской культуры. Согласно предположению Н.В. Рындиной, они имеют средиземноморское происхождение (Равич, Рындина, 1999; Рындина, Конькова, 1982).
Игла бронзовая (рис. 8, 2) длиной 12,8 см с крохотным петлевидным ушком с одной стороны. Поперечное сечение округлое, местами, возможно, уплощенное (до 0,2х0,15 см). Иголка имеет обычную для подобных изделий микроструктуру, содержащую следы дендритной ликвации (Рис. 11). Дендриты вытянуты в направлении деформации, что свидетельствует о высокой степени обжатия при ковке.
Металлографическое исследование, таким образом, показало, что изделия изготовлены разными мастерами, работавшими явно в разных технологических традициях.
Публикуемое захоронение из Раевского кургана, бесспорно, относится к числу памятников катакомбной общности среднего периода бронзового века. Оно достаточно необычно, как необычен и сам факт обнаружения такого памятника в предгорной полосе Северо-Западного Кавказа. Более точное определение его культурной принадлежности и хронологической позиции в рамках катакомбной общности затруднено небольшим количеством и оригинальностью сопровождающего инвентаря. Здесь можно сделать лишь некоторые наблюдения и сопоставления.
Древнейшие находки бронзовых игл с ушком связаны в Причерноморье главным образом с памятниками позднего периода бронзового века (срубная и синхронные ей культуры). Существующие в литературе упоминания о находке подобной иглы в захоронении ямной культуры (Бабенково 1/5: Щепинский, Черепанова, 1969) ошибочны и связаны с неправильным культурным определением самого этого комплекса. Среди наиболее ранних находок можно назвать круглую в сечении иглу длиной около 3 см из погр. 22/11 Красногоровского I могильника на Нижнем Дону, датируемое концом средней – началом поздней бронзы (Козюменко, Парусимов, 2000), круглую в сечении иглу длиной более 9 см, но с обломанным ушком из погр.2/20 могильника Малая Мартыновка на р.Сал (западноманычская катакомбная культура) (Кияшко, 1984). Наиболее близкой аналогией среди ранних находок представляется круглая в сечении игла из дольмена у с. Отхара в Абхазии, тем более, что происходящая из него же бронзовая булавка, хотя и относится к иной разновидности, но определенным образом перекликается с булавкой из Раевского кургана (Цвинария, 1979).
Точных аналогий для булавки из Раевской катакомбы найти не удалось. По мнению специалистов (здесь мы приносим благодарность за консультации Е.Н. Черных и Л.И. Авиловой), наибольшее сходство (по общему абрису, массивной головке и расположению орнамента) она демонстрирует с так называемыми булавками библского типа, датируемыми средним периодом бронзового века или временем от последних веков III тысячелетия до н.э. до XVIII, а, может быть, и XVII вв. до н.э. В отличие от нашей, библские булавки имеют, как правило, небольшое отверстие в средней части стержня, отличается и характер орнаментации верха стержня.
Если обратиться к погребальному обряду, то здесь заслуживает внимания поза погребенного мужчины и, возможно, принадлежащая этому костяку стопа, обнаруженная возле камней перекрытия. Нельзя исключать предположение, что последняя могла иметь отношение к широко распространенной еще с верхнего палеолита магии стопы и ее отпечатка. Усложнение религиозных представлений в целом вело к складыванию “культа стопы”: от элемента охотничей магии к одному из центральных образов сакральной символики (Кореневский, 1999, С. 74).
В мифологии населения Северного Причерноморья и Северного Кавказа эпохи бронзы стопы рассматривались как вместилища души. Об этом, в частности, свидетельствуют изображения стоп на каменных изваяниях, использованных как закладные камни в погребальных камерах, а также изображения, нарисованные или выложенные охрой, зафиксированные на дне и стенах погребальных сооружений. Гораздо реже фиксируются факты отчленения конечностей или тех же стоп. Тем не менее, в данном микрорегионе находки отрубленных конечностей возле дромоса известны (раскопки А.В. Дмитриева в 1994 г.).
Расчлененные или эскарнированные костяки, уложенные в виде своеобразного пакета, иногда с элементами имитации скорченного положения встречаются в погребальных комплексах степных скотоводческих культур Причерноморья и Предкавказья в довольно широких хронологических и территориальных пределах. Однако наибольшее число подобных находок происходит из подкурганных захоронений позднекатакомбной батуринской культуры степного Прикубанья. Известны ее памятники и в Закубанье, т. е. достаточно близко от интересующего нас района.
Представляется, что все эти параллели указывают на позднекатакомбный характер публикуемого комплекса. Напомним, что сосуд из разрушенной катакомбы, раскопанной в ст. Раевская в 1994 году, также оказался близок керамике батуринской катакомбной культуры.

Литература

Кияшко А.В., 1984. Отчет об исследовании курганного могильника в хут. Малая Мартыновка Мартыновского р-на Ростовской обл. в 1983 г. // Архив ИА РАН, Р-I, № 10581.
Козюменко Е.В., Парусимов И.Н., 2000. Раскопки курганов в Азовском районе в 1988 г. // Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.5.
Кореневский С.Н., 1999. Культ стопы у племен юга Восточной Европы и Предкавказья в эпоху энеолита и бронзы (археологические источники и некоторые вопросы развития древних верований) // Погребальный обряд. Реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений. М.
Малышев А.А., 2002. Отчет об археологических раскопках в Новороссийском районе Краснодарского края в 2001 г. // Архив ИА РАН.
Равич И.Г., Рындина Н.В., 1999. Древние сплавы медь-мышьяк и проблемы их использования в бронзовом веке Северного Кавказа // Вестник МГУ. Сер. 8. История. № 4.
Рындина Н.В., Конькова Л.В., 1982. О происхождении больших усатовских кинжалов // СА. № 2.
Цвинария И.И., 1979. Археологические раскопки в селе Отхара в 1975 году // Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси.
Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969. Северное Присивашье в V-I тыс. до н. э. Симферополь.

Список иллюстраций
Рис. 1. I — план кургана; II — профиль северной полы центральной бровки кургана.
Рис. 2. Плиты перекрытия над дромосом (фото).
Рис. 3. Плиты перекрытия над дромосом (план).
Рис.4. Закладная плита в дромосе (фото).
Рис. 5. Погребение 3: I — план, II — профиля, III — плиты заклада.
Рис.6. Погребение 3 (фото).
Рис.7. Погребение 3. Деталь (фото).
Рис. 8. Изделия из бронзы из погребения 3 (рисунок): 1 – булавка; 2 — иголка.
Рис. 9. Бронзовая булавка из погребения 3 (фото).
Рис. 10. Микроструктура булавки: а – поверхность булавки (увеличение 300); б – сечение булавки (увеличение 500).
Рис. 11. Микроструктура иголки (увеличение 500).